Facebook и тайна вашей личности.

Но анонимность – это зачастую прикрытие для трусов. Анонимные тролли – человеческой расы, а не из Warcraft – нападают на людей в онлайне, распространяют слухи и ложь об известных людях, атакуют страницы политиков в «Википедии» или пишут глупости в комментариях в моем блоге. Я говорю этим комментаторам, что буду больше уважать то, что они говорят, если у них хватит смелости выступать с этими словами от собственного имени – как это делаю я.

Использование реальной личности улучшило интонацию и настрой онлайн-коммуникаций. Это была ключевая находка Facebook, да и Twitter. Пользователи Twitter хотят, чтобы вы оценили их ум; они получают вознаграждение в виде последователей и ретвитов – это их наносекунды микрославы. Facebook построен на реальных отношениях реальных людей в реальной жизни. «Все это было основано на фундаменте реальности, – говорит Марк Цукерберг в одном интервью. – Это не значит, что все-все – правда. Но в целом, я думаю, это куда более реально, чем другие вещи в интернете. В этом смысле, я думаю, да, Facebook создает аутентичность».

Цукерберг уверен, что у нас одна аутентичная личность, и он говорит, что «все меньше и меньше» люди будут сохранять раздельные идентичности. Эмили Гулд соглашается. Джулия Эллисон, с другой стороны, поддерживает тех, кто говорит, что нам нужны несколько идентичностей: одна для работы, другая для учебы, третья для дома, еще одна – для друзей. Эти ребята говорят, что когда такие идентичности смешиваются и размываются, у нас в онлайне начинаются проблемы – как, например, когда наш шеф видит наше фото с пивной вечеринки в колледже (как будто шеф никогда не пил пиво). В статье в New York Times Magazine, где доказывается, что «интернет записывает все и ничего не забывает», Джеффри Розен рассказывает историю о 25-летнем студентке и учительнице, у которой отобрали диплом, после того как она вывесила на MySpace свое фото с бокалом в руке и подписью «Пьяный пират». Скотт Розенберг в своем блоге возражает: фото безвредно, беда – в тех людях, которые сделали из этого проблему.

Поменяться должны не столько наше поведение, наши правила, наши технологии, сколько наши нормы: каким образом мы функционируем как общество и как взаимодействуем друг с другом. Когда мы встречаем чей-то публичный образ, который может отличаться от нашего собственного, в чем наша реакция: в том, чтобы не одобрять, осуждать, высмеивать и язвить – или в том, чтобы попытаться понять различия, предложить сочувствие, преодолеть глупость, предложить свободу и чем-то поделиться? Когда мы делаем что-то из первого списка – а со всеми нами это случается, – то мы виновны в нетерпимости, порой даже в фанатизме. Если же мы делаем что-то из второго списка, то становимся более открытыми. Я писал в предыдущей книге, что поскольку мы все становимся более публичными, то вскоре мы будем действовать, руководствуясь доктриной взаимного гарантированного уничижения: я пощажу тебя и не стану измываться над твоими постыдными фотками, если ты сделаешь то же для меня. «Век прозрачности, – говорит писатель Дэвид Вайнбергер, – должен стать веком прощения».

Здесь работают два фактора: идентичность и репутация. Наши идентичности – это способы выражения нас самих, данные от первого лица. Наши репутации – это взгляды на нас со стороны. Благодаря росту нашей публичности первые и вторые сближаются и иногда начинают конфликтовать. Когда я обсуждал эти вопросы в своем блоге, Вайнбергер оставил мудрый комментарий о том, что он назвал осью частного-публичного:

Мэрилин Монро была публичной фигурой, но большинство из нас – обычные граждане со своей частной жизнью. Это было довольно легко вычислить, и благодаря природе вещательных медиа обычно этот статус склонялся к одному из двух предельных значений: он – Чеви Чейз, он – знаменитость, а вы – нет. Но вот другая ось частного-публичного: кто мы на самом деле такие и как мы воспринимаем других. Мы раньше верили – по крайней мере, на Западе, – что наша истинная суть есть то, что внутри нас. Другая, публичная наша сторона может отражать нашу частную, внутреннюю сущность, а может и не отражать, и у нас есть целый моральный словарь для разговоров о взаимоотношениях первой и второй: искренность, аутентичность, принципиальность, честность...

Вот две идентичности, которыми мы пытаемся управлять: это не разница между тем, какие мы дома и какие на работе, или какие мы на вечеринке и какие мы в серьезные моменты, – а разница между нашей внутренней сущностью и нашей внешней сущностью. Когда они приходят в конфликт и начинается замешательство, мы выглядим не аутентичными, лицемерными. И при всех страхах по поводу приватности и публичности, о которых мы говорим, вот главный (и не проговариваемый) страх: что мы не таковы, как о нас думают люди, и что это вскроется.

Вот новые навыки для всех – и для знаменитостей, и для простых людей. Мэрилин Монро не приходилось иметь дела с блогами или «Твиттером», не говоря уже о круглосуточных теленовостях. У нее были пиарщики, которые занимались ее идентичностью, и большие угрожающие люди из службы безопасности, способные отвадить пугающих ее незнакомцев. Сегодня звездам и политикам приходится постоянно рисковать тем, что их выведут на чистую воду. Когда их ловят на противоречии между словами или делами – не сказать, чтоб большая проблема, – они чувствуют, что попались. А с другой стороны, звезды вроде Эштона Катчера, Леди Гага или Говарда Стерна хватаются за возможность взаимодействовать через Twitter напрямую со своей аудиторией, без посредников-пиарщиков и заранее запрограммированных сценариев. Сайт Reputation.com, который зарабатывает, помогая людям, чья репутация в онлайне подорвана за счет чьих-то действий, подсказывает, что решение – не в том, чтобы скрываться, а в том, чтобы публиковать как можно больше о себе, чтобы подняться в результатах поиска Google. Как улучшить свою репутацию? Больше рассказывать о своей личности.

Лучшее решение – быть собой. Если эта мысль причиняет вам дискомфорт, побеседуйте со своим психотерапевтом. А еще лучше – напишите об этом в блог.

Источник: http://slon.ru/blogs/jarvis/post/543510/