22 июня — день памяти и скорби. Правда, дата специфическая — ее поминают только в России. Для жителей иных государств
она или не столь однозначно трагическая, или вообще ничего не значит. Да и Великая Отечественная война является чисто отечественной исторической конструкцией. Но и политики и население до сих пор ведут Великую Отечественную войну за историю. Объявление о начале войны
«22 июня, ровно в четыре часа, Киев бомбили, нам объявили и
началася война». Даже не так: «и началася Война». С заглавной буквы, ибо в нашей культуре Война — одна. Не чеченские, не турецкие и даже не с Наполеоном, первая Отечественная 1812 года. Во властной и народной мифологии Великая Отечественная война занимает центральное место, она превыше иных моментов нашей истории в разы. Едва ли не 90 процентов населения, согласно опросам, уважает праздник 9 мая, порядка 70 процентов (иногда больше, число колеблется) его празднует и порядка 75-80 процентов смотрит парад на Красной площади по телевидению.
Потому
и день памяти и скорби (так официально именуется 22 июня) имеет особое
символическое значение в российской традиции. Война, развязанная
Гитлером против сталинского СССР, все-таки была не просто войной. Это
рубежный момент российской истории, хотя бы потому, что это была война
на уничтожение. На кону была не только судьба сталинского режима
(преступного, политически и управленчески безграмотного, вырезавшего
миллионы собственных граждан и так далее), но и всего населения страны,
которому в оптимальном случае была отведена нацистами участь рабов.
Другое
дело, что весь мир не знает такой войны. Великая Отечественная — это
исключительно российский феномен, он даже на постсоветском пространстве
воспринимается неоднозначно. «Мы не можем поступиться в дискуссии о том,
как толковать Вторую мировую войну. Для нас ее начало датируется 1939
годом, с согласованной пактом Молотова-Риббентропа агрессии – нападения
Германии на Польшу и вторжения советских войск в Галицию. В то время как
в 1941 году начинается советско-германская, а не Великая Отечественная
война», - так, скажем, трактовала события известный украинский историк
Наталья Яковенко, выступая на лекции «Полит.ua» «Концепция нового учебника украинской истории».
Для
Франции или США тоже не было никакой Великой Отечественной, для их
народов ничего не значит и дата 22 июня. Для них начало Второй Мировой
войны — 1 сентября 1939 года. Причем у каждой нации своя личная
трагедия. Для Франции важно падение Третьей республики, вход нацистов в
Париж и образование коллаборационистского правительства в Виши, для США
рубежной датой является нападение японской армии на базу в Пирл-Харборе.
Для англичан это события не так важны, для них памятна Битва за
Британию. Для россиян примерно то же значение, только еще большее, имеет
22 июня, когда «немецко-фашистские захватчики вероломно, без объявления
войны вторглась на территорию Советского Союза». Тогда и началась Наша
Война, которую авторы британского документального сериала назвали в
конце 70-х «неизвестной».
Во многом Великая
Отечественная — и впрямь искусственный конструкт. Со Второй Мировой,
правда, тоже имеются проблемы. Кажется, китайская историография относит
ее начало к 1937 году, когда Япония вторглась в Китай. Логика в этом
есть: это первые из длинной серии боевых действий по всему свету,
которые завершились в результате Хиросимой и Нюрнбергом.
Но с Великой Отечественной проблем больше. Получается, что
Советский Союз поучаствовал за несколько лет в четырех войнах — боролся с
японцами на озере Хасан и Халхин-Голе, воевал с Финляндией, отстоял
независимость в Великой Отечественной и окончательно разгромил
милитаристскую Японию в 1945-м году. Только вот все эти войны
представляют собой почти единую цепь событий и разделение их более-менее
искусственно.
В 1939 году «в эту ночь решили
самураи перейти границу у реки», а через пару лет также «перешли
границу» уже фашистские танки. Если взглянуть на даты, что предлагаются к
заучиванию школьниками в обязательном порядке авторы концепции единого
учебника по отечественной истории, то складывается впечатление, что СССР
в сороковые годы вел войну на два фронта. Во-первых, он воевал во
Второй Мировой войне («Начало Второй мировой войны – 1 сентября 1939 г.»
и «2 сентября 1945 г. – капитуляция Японии. Окончание Второй мировой
войны»), а во-вторых — в Великой Отечественной ( «Великая Отечественная
война – 22 июня 1941 г. – 9 мая 1945 г.»). странное, в общем, создается
впечатление. Воевали с одним и тем же врагом в одних и тех же родных
местах, а войны получается две.
Происходит
более-менее искусственное разделение, изначально вполне
пропагандистского характера, но прочно укоренившееся в массовом
сознании. Войны даже конкурируют в пропагандистском поле: недаром
Великая Отечественная в изложении британских документалистов стала
«неизвестной», хотя для нас, скорее, «неизвестными» являются битвы при
Соломоновых или Марианских островах, походы танков Роммеля по Северной
Африке и даже высадка в Нормандии. Отсюда и многочисленные споры, кто
внес больший или меньший вклад в победу над нацизмом, кто больше
вытерпел и даже «какого числа праздновать Победу — 8 или 9 мая». Война
у каждого своя и нас волнует наша. В каждой семье найдется погибший в
той войне родственник, потому любое сомнение в ее святости
воспринимается, как кощунство. Еще живы те (дай Бог им здоровья), кто
лично пережил кошмар всемирной бойни. Еще живы те, кто помнит
последствия, еще не похоронены все павшие. Потому для нас именно 22 июня
— день памяти и скорби. И Великая Отечественная для нас важнее Второй
Мировой.
Рубежные войны вообще для России имеют символическое значение.
Они воспринимаются в массовом сознании (опять-таки не без усилий
госпропаганды, но разве в этом дело?) как настоящий подвиг народа и
своего рода отсчет времени с нуля. «Мы пережили войну, разве мы не
переживем голод, Хрущева, Брежнева, Ельцина, Путина, инфляцию,
девальвацию и т.д.» И естественно центральной темой национальной
мифологии является именно что ВОВ, уверенно затмевающая WWII.
Возможно,
это неправильно и не своевременно: на дворе эпоха глобализации и
национальное чувство в перспективе может трансформироваться, вплоть до
полного его исчезновения вместе с нациями. Вероятно, и преподавать
историю надо как-то иначе: в Швеции, кажется, национальной истории в
учебниках почти нет — она вписана во всемирный контекст. Пока же
национальный характер истории сохраняется и бои за нее продолжаются. Все
потуги искоренять фальсификацию, вплоть до идеи единого учебника — из
этой серии. Мы все еще находимся в состоянии Великой Отечественной
войны.
|